Жизни он стал радоваться, когда царя скинули. До того же было полуголодное детство — рабочий человек с десяти лет.
Как не радоваться было ему, не гордиться, когда в августе семнадцатого городской комитет большевиков поручил ему собрать заводских ребят в организацию—Социалистический союз рабочей молодежи и рабочая бригада на первом же собрании выдвинула его в комитет Союза.
Нет, не оставила его болезнь, в детстве он застудил легкие, валила, как и раньше, в постель, но он не поддавался ей. Чуть отпускала — был уже среди своих. Успеть, везде успеть. Разве не в радость ему было, что не отставал от других из-за проклятой этой хвори. Когда пришло время взять в руки винтовку для защиты Советов, он был в числе первых, кто записался в красногвардейский отряд и пошел в метельную уральскую степь биться с дутовцами.
Жизни он стал радоваться, когда царя скинули. До того же было полуголодное детство — рабочий человек с десяти лет.
Как не радоваться было ему, не гордиться, когда в августе семнадцатого городской комитет большевиков поручил ему собрать заводских ребят в организацию—Социалистический союз рабочей молодежи и рабочая бригада на первом же собрании выдвинула его в комитет Союза.
Нет, не оставила его болезнь, в детстве он застудил легкие, валила, как и раньше, в постель, но он не поддавался ей. Чуть отпускала — был уже среди своих. Успеть, везде успеть. Разве не в радость ему было, что не отставал от других из-за проклятой этой хвори. Когда пришло время взять в руки винтовку для защиты Советов, он был в числе первых, кто записался в красногвардейский отряд и пошел в метельную уральскую степь биться с дутовцами.
Под Кассельской и Магнитной распушили в пух и прах синелампасное белоказачье воинство. С победой вернулись.
А вскоре мятеж белочехов. Большие потери понесли, и еще больше они были бы, если б не сумели вовремя уничтожить документы. Уже чешские патрули вышли на улицы, когда пробрался Костя с тремя товарищами по Союзу в Народный дом, где до мятежа работал Совет, и вынес опасные бумаги-
Волнения тех дней доконали его, на все лето свалила болезнь. Лишь к осени полегчало. К тому времени уже действовало подполье. Члены ССРМ вошли в боевые десятки. Костя был при подпольном горкоме на связи.
Во время провалов в апреле 1919 года приходили и за ним, но его уже не было дома. Весну и начало лета прятался у родственников в деревне.
Помог ему свежий деревенский воздух — отпустила болезнь. Когда в первый же день после освобождения Челябы пришел он добровольцем записываться в Красную Армию, врачи ничего подозрительного не нашли. И вот он боец 27-й дивизии. Победным был путь 27-й, и прошагал в ее рядах восемнадцатилетний красноармеец от Челябы до Байкала, пока с «верховным правителем» не было покончено.
В сибирском походе снова вернулась к Косте болезнь. Где уж там беречься Осенняя слякоть, зимняя стужа, сутками без тепла, но он шел со всеми. Через какие-то недели после записи добровольцем назначили его помощником командира роты по политчасти. Он выдержал поход, но в родной город вернулся в санитарном эшелоне. И снова, уже на месяцы, больничная койка. Встал на ноги и на этот раз, но сколько запретов вписали врачи в историю его болезни. Не живи, а болезнь свою карауль. Но разве мог он так?
Костя написал заявление — у него боевой опыт участника борьбы с Дутовым и Колчаком, опыт политбойца. Наибольшую пользу, по его мнению, он принес бы в действующей армии. Заключение медицинских комиссий: к строевой службе непригоден.
Он прожил еще три года. Секретарь райкома и укома. У него уже нет сил, но он работает. Ведает делами губкомола. Судьба Николая Островского, Павки Корчагина — это и судьба Кости Монакова.
В январе 1923 года Монаков провожал комсомольцев- добровольцев на флот, на митинге перемерз. Это его докопало, свалило в постель. Он больше не поднялся. Но и в постели, между приступами горячечного бреда, делал носильное — писал. О своих товарищах — первых комсомольцах.
6 марта 1923 года Кости Монакова не стало. Шел ему тогда двадцать второй год.
Улица Константина Монакова находится недалеко от железнодорожного вокзала.
