Дмитрий Наркисович Мамин (Сибиряк — его литературный псевдоним) был уральцем не только по рождению. Он был уральцем по сердцу. И в столичные свои годы признавался:«Когда мне делается грустно, я уношусь мыслью в родные зеленые горы, мне начинает казаться, что и небо там выше и яснее, и люди такие добрые, и сам я делаюсь лучше». А писал он только об Урале и своих земляках.
Был Дмитрий Наркисович человеком подвижным и объехал наш край вдоль и поперек, в том числе и Южноуралье.
Северная озерная часть нашей области была им особо любима. Он знакомился в Каслях с мастерами художественного чугунного литья.В Кыштыме любовался «белым домом»— дворцом управителей местных заводов. Окрестности поселка называл «Уральской Швейцарией», очарованный картинами местных гор, озер и лесов.
Но любование чудесной природой не заслоняло Дмитрию Наркисовичу нужды местной промышленности, быта, нужды уральцев. Неподалеку от Увильдов однажды он встретил вдову старателя с кучей детишек и отдал ей все свои дорожные припасы и деньги.
Дмитрий Наркисович Мамин (Сибиряк — его литературный псевдоним) был уральцем не только по рождению. Он был уральцем по сердцу. И в столичные свои годы признавался:«Когда мне делается грустно, я уношусь мыслью в родные зеленые горы, мне начинает казаться, что и небо там выше и яснее, и люди такие добрые, и сам я делаюсь лучше». А писал он только об Урале и своих земляках.
Был Дмитрий Наркисович человеком подвижным и объехал наш край вдоль и поперек, в том числе и Южноуралье.
Северная озерная часть нашей области была им особо любима. Он знакомился в Каслях с мастерами художественного чугунного литья.В Кыштыме любовался «белым домом»— дворцом управителей местных заводов. Окрестности поселка называл «Уральской Швейцарией», очарованный картинами местных гор, озер и лесов.
Но любование чудесной природой не заслоняло Дмитрию Наркисовичу нужды местной промышленности, быта, нужды уральцев. Неподалеку от Увильдов однажды он встретил вдову старателя с кучей детишек и отдал ей все свои дорожные припасы и деньги.
А вот его горестные размышления о тогдашней уральской рутине:«Брожу по отвалам, собираю камешки для коллекции. Нахожу нечто такое, что не встречал. Спра- шивojoу администрации прииска. Понятия не имеют. Привожу находку в Петербург. Показываю. «Где нашли?—«Там-то».—«Да ведь это иридий. Он дороже золота. Во Франции ему цены нет». Но на нашем Урале его продолжали валить на свалку».
Приезжал Мамин-Сибиряк в Златоуст, лазил по хребтам материкового пограни^ья. Покорил одну из вершин южноуральских хребтов — Иремель и оставил красочное ее описание. Бывал в Миасской золотой долине и на приисках Кочкара (Пласта) в пору золотой лихорадки. Поправлял слабые легкие на кумысе и сухом воздухе троицких степей.
В Челябинск Мамин-Сибиряк заезжал по пути «на кумыс». Он застал городок в вековечном сне захолустья накануне пробуждения гудком паровоза. О впечатлениях от Челябы написал рассказ (скорее, это путевая зарисовка) «Ночевка» (опубликован в 1891 году). Право же, не стоит на нем долго останавливаться. Очень уж неприглядным предстал городок перед утомленным путником. Вот уж поистине захолустная грязь, сонь и бескультурье.
В десять вечера все уже отходят ко сну (это летом-то!). На улицах пыль, а во дворах грязь, да такая, что въехали, а потом экипаж обратно еле выволокли. Спать в избе даже усталому невозможно — духота, мухи, клопы. Лишь Миасс помянул добрым словом вконец измученный ночевкой литератор:«Эта великолепная степная река катилась здесь широким разливом, оживляя… городок. Челябинск славится как хлебный центр. Степной хлеб отсюда идет на горные заводы».
Как правило, названия в произведениях Мамина-Сибиряка вымышленные, однако во всех них угадываются подлинные «имена» уральской карты. Роман «Горное гнездо», Кукарские заводы. Зная местную географию, нетрудно вычислить путь заводчика Лаптева в свою вотчину. Он плывет на пароходе по Белой в центр своих владений на бурной Кукарке, впадающей в эту реку. Получается — в Верхне-Авзянский завод. Даже место охоты на Рассыпном камне находится без особого труда — это окрестности Верхнеуральска. В романе не раз упоминается гора Куржак, сплошь железорудная. Нетрудно догадаться, что это гора Магнитная. Река Межевая в романе — Урал.
В романе «Золото» расшифровываются места, более близкие к Челябинску. Старатели поминают о легендарном самородке Золотая свинья. Его «прообраз» — знаменитый Золотой треугольник, найденный в Миасской долине Никифором Сюткиным. В профиль самородок напоминает кабанью голову. Поселок Тайбола на берегу большого озера не что иное как Тургояк. Балчуговские заводы — предприятия Златоустовского горного округа, река Бал- чуговка — Миасс, Ульяновский кряж — Ильменские горы.
В повести «Верный раб» в главном герое — генерале Голубко — мы узнаем начальника горных заводов на Урале В. А. Глинку. Действие повести приходится и на Южный Урал — в городок Загорье. Здесь пруд, заводы железоделательный и оружейный. Все сходно со Златоустом. Тогда река Порожная, по которой сплавляли караваны с железом,— Ай.
Действие целого ряда произведений Мамина-Сибиряка происходит в долине Исети. В романе «Хлеб» шадринцы узнают свой родной город. В повести «Охонины брови» те же места. Во время описываемых здесь пугачевских событий повстанцы осаждают Прокопьевский монастырь. Так и было: осаде подвергался Далматов монастырь.
На цоколе памятника на могиле Д. Н. Мамина-Сибиряка высечен девиз писателя:«Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец — вот в чем настоящая жизнь и настоящее счастье».
Тысячью жизней, радостями и страданиями тысяч сердец живет наш земляк в своих произведениях.
Улица Д. Н. Мамина-Сибиряка находится в Тракторозаводском районе. Его имя носит библиотека Ленинского района.
